– Скажу так: каждый хоккеист… да что там, каждый мужик в своей жизни в конце пути, завершая ли просто карьеру игрока или вообще на смертном ложе должен сам себя спросить: ты все сделал, парень, что мог? И сам себе должен дать честный ответ. На сегодняшний день я могу ответить: да! Я никого не обманывал. Никого не подводил. Я играл через «не могу» – не себя ради, а ради команды. Так что… Сам себя, по крайней мере, я включу в свой собственный «Hall of Fame» (Зал славы то есть).
В хоккей играют настоящие мужчины. Отбросим в сторону всякую лирику и примем этой песни строку за констатацию суровой реальности. Дмитрий Юшкевич – за спиной у него ни много ни мало 11 лет в НХЛ – как раз таков. Настоящий мужик. Говорит то, что думает, и думает то, что говорит. Жесткий игрок. На лед, как на поле брани. Силовой защитник. На площадке под его «кость в кость» лучше не попадаться – несладко придется, проверено практикой. В общем, реноме конкретное. Целиком и полностью заслуженное. В конце октября Юшкевич, так и не реализовавший свое заокеанское свободное агентство в новый энхаэловский контракт, приехал в Россию. В Ярославль. В «Локомотив». Как так? Неужто не нашлось – кому-кому, а ему – места на 30-командном пространстве Национальной хоккейной? Этот ведь не Твердовский, этот – покруче будет. Имеется в виду, разумеется, манера игры. Ледовая, так сказать, специальность.
ИГРАТЬ И НЕ СДАВАТЬСЯ
– Говорит ли возвращение в Россию хоккеиста, достаточное время и на приличном уровне поигравшего в НХЛ, – когда, казалось бы, и по возрасту еще, и по тому, на каком счету за океаном находится, – о том, что он просто перестал быть заокеанскими клубами востребован?
– Нет, в принципе. Предложения от команд НХЛ у меня были до самого последнего момента, до отъезда оттуда. И при желании на сегодняшний день я мог бы себе найти там команду.
– ?
– Но предложения, поступавшие мне (пауза), скажем мягко, меня не интересовали. В общем-то, это не секрет, что уровень зарплат игроков возрастает, когда они становятся свободными агентами. Так было до недавнего времени. Этим летом все сложилось иначе: в ситуации, когда все вокруг знают, что через год возможна забастовка, когда существует вот эта неуверенность в завтрашнем дне – команды не хотят платить деньги. И то, что мне предлагали, я посчитал просто-напросто оскорбительным. И я просто отказался.
– Суперлига сейчас как-то сопоставима с НХЛ?
– Нет, конечно. Деньги... Деньги (подчеркивает интонацией) все равно платят там. Я ведь не сказал, что мне предлагали там мало денег. Командам, которые звонили, мы с агентом Марком Гандлером советовали не делать их официальными. Если я скажу, что контракты были маленькими, я скажу неправду. Да никто мне и не поверит.
– И все-таки вы ждали до последнего. Надеялись?
– У меня были определенные семейные, скажем так, обстоятельства. А так я, быть может, приехал бы раньше. Уже в сентябре, чтобы с первой же игры присоединиться к команде «Локомотив». К тому же была одна команда, которая… как бы объяснить?.. Играла со мной в такие, знаете, кошки-мышки. Вроде бы «да», вроде бы «вот»…
– Речь, предположу, идет о «Торонто»?
– Нет-нет, это не «Торонто». Я не хочу называть ее по той причине, что ничего у нас с ней не состоялось. В общем, это меня за океаном тоже как бы привязало. Ведь, как бы там ни было, я хочу играть в сильнейшей хоккейной лиге мира. Но я решил для себя: всегда легче согласиться на меньшее. Но после этого тебе никогда не получить большего. Поэтому я, зная себе цену, решил поехать в Россию. Сдаваться я не собирался. Но в хоккей хотел играть. Сюда я приехал не доигрывать, не заканчивать свою карьеру. Я вернусь обратно в НХЛ. Поэтому мой контракт с «Локомотивом» подписан по схеме «1+1»: если на следующий год за океаном случится забастовка, я останусь в Ярославле и проведу еще один год здесь. Если вопрос будет так или иначе решен до начала сезона, то я вернусь обратно в НХЛ. Но, по крайней мере (усмехается), Гэри Беттмэн (коммисионер НХЛ) не может показать мою ситуацию в выгодном для себя свете. Посмотрите, мол, вот ряд игроков, которых мы попугали, помариновали месяц-другой, и, смотрите, они согласились играть за меньшее. Так вот вам, дескать, стоит пожестче с ними, и вся Лига в итоге согласится играть за меньшее.
– Слушая вас, у меня создается впечатление, что Дмитрий Юшкевич – этакий активист профсоюза хоккеистов, что ли. Вы, часом, не значитесь на какой-нибудь должности в Ассоциации игроков НХЛ? Тревор Линден, нападающий «Ванкувера», например, ее президент.
– Нет (смеется), не значусь. Пока я играл в «Торонто», правда, я был европейским представителем в этом профсоюзе. Но это тогда, а сейчас – нет. Просто я считаю, что для меня лично забастовка началась уже в этом году. И считаю, что моя мотивация не играть в НХЛ в этом году примерно такова, какова она будет в следующем – у большинства игроков НХЛ.
КОРОЧЕ – ПРО КИНЭНА
– Если посмотреть на всю вашу карьеру в НХЛ, то можно вывести: стабильно развиваясь, она как будто была пресечена прошлым сезоном – целых три обмена в течение одного года. Из «Флориды» в «Лос-Анджелес», оттуда – в «Филадельфию». Как вы объясняете такие крутые горки? Ведь до этого вас меняли лишь однажды – из «Филадельфии» в «Торонто».
– В «Торонто» я получил травму. Это было в феврале позапрошлого года. Тот самый тромб, перед Олимпиадой, который, в принципе, вообще мог поставить крест на мой карьере. Бытует, знаю, много разных вымыслов, почему меня отдали из «Торонто» во «Флориду». Потому что генеральный менеджер не любил Марка Гандлера. Потому что на следующий год я становился свободным агентом. Потому то меня отдали из-за травмы, потому что ни один доктор не давал гарантии, что она пройдет для меня бесследно. Насколько я понимаю, меня отдали из «Торонто» только из-за травмы. А все эти разговоры по поводу Гандлера, по поводу моего свободного агентства – просто отговорки.
– Юшкевич вообще заработал себе репутацию человека, который, не опасаясь, говорит то, что думает. Представляется, что это достаточно нетипично для игрока НХЛ в смысле тамошней политкорректности. Вы довольно жестко раскритиковали «Торонто» после вашего обмена, вы о Майке Кинэне после «Флориды» отзывались довольно-таки прямо…
– Тогда сразу перейдем к «Флориде». Это будет короче. Когда меня отдали во «Флориду», мы просто не сошлись характерами с Майком. И примерно в начале ноября я пришел к генеральному менеджеру и попросил обмена. Я сказал буквально следующее: что ненавижу хоккей, что играть в него больше не хочу, и если меня не поменяют, то я, наверное, закончу.
– Видимо, такое заявление впечатлило Рика Дадли…
– Рик – очень порядочный человек. Он сказал: «Хорошо. Я не хочу тебя отдавать. Но раз уж ты так настроен, я постараюсь что-то сделать». Ничего не могу сказать в этой связи о самой команде – атмосфера была хорошая, ребята – просто отличные. Но у нас не сложились отношения с Майком.
– В одном из интервью той поры – уж извините, не вспомню источник, – вы сказали, что вам просто тяжело после игры в составе команды, борющейся за Кубок Стэнли (это о «Торонто»), играть в команде-аутсайдере, таких задач перед собой объективно не ставящей.
– Да-да. Но, в принципе, так ведь оно и было. «Флорида» ставила себе задачу попасть в плей-офф. Но при ситуации, которая была в команде… с Майком… это было сделать практически невозможно. Я пытался, как ветеран, повлиять, но у нас с Майком просто разошлись мнения. И тогда я попросил обмена.
РУССКАЯ ПЯТЕРКА
– Ваше лучшее воспоминание об НХЛ?
– Наверное, когда мы с «Торонто» дошли до финала конференции. Сыграли там против «Баффало».
– Тот «Баффало» в качестве потенциального финалиста Кубка Стэнли не котировался абсолютно. О нем говорили, что там один Гашек, и все.
– Так и было. Но он сыграл просто здорово, и прошли они, а не мы. Самое интересное, что все еще говорили: если бы мы прошли «Баффало», то в финале обыграли бы и «Даллас». Потому что мы с ними успешно тогда играли. Сезон вообще был очень интересный: мы завершили регулярный чемпионат с показателем в пять с чем-то заброшенных в среднем шайб за матч. Тогда все играли друг на друга. Никто не думал, кто забил, а кто отдал. А еще в тот год в «Торонто» набрали много русских: вместе со мной играли Марков, Карповцев, Королев, Березин. Нас, русских, было пять человек. И для меня это было просто здорово. После того, когда я был там вовсе один. И мы играли не последнюю роль. Проводили на площадке много времени. Сергей (Березин) забил тридцать с чем-то голов. Игорь (Королев) имел много передач. Саша с Даниилом (Карповцев и Марков) играли основную роль в защите. В общем, просто приятно было выходить на лед.
– Настолько это важно для русского – чтобы в команде были еще русские? Особенно после многих лет в НХЛ, когда ты уже и обжился, и пообтерся там?
– Когда русские на ведущих ролях, конечно, легче. Я даже не могу объяснить, почему. Просто какая-то другая атмосфера. И тебя воспринимают в команде все равно по-другому, если ты один. Ты можешь очень хорошо при этом играть, но все равно. Русские есть русские. Мы и американцы, как ни крути, – разные люди. Мы все равно говорим правду в глаза, как нас учили, на этом мы выросли. А там на вопрос «как дела?» надо всегда отвечать «хорошо». Даже если не все так хорошо. Ты же не подойдешь к американцу после игры, не скажешь: «Эх, елки зеленые…» Надо говорить только: «Ничего, все о’кей». Мы просто немножко другие люди.
– За 11 лет Юшкевич так и не научился такому отношению к хоккею?
– Я научился… (пауза) переживать поменьше. Не думать: ну все, мы проиграли, я виноват, жизнь завершилась. Так можно очень быстро перегореть. Здорово, что Россия получила долгий регулярный чемпионат – 60 матчей. Потому что чем больше игр, тем интереснее для зрителя и тем лучше для игроков. Что очень важно теперь: в итоге – у кого больше мастерства, та команда и выиграет. Игр-то много, и за счет одной только физики ты уже не сможешь всех перебегать. В плей-офф, после долгого изматывающего чемпионата, все будет решать уже не физика, а мастерство.
ПЛЫТЬ ПО ТЕЧЕНИЮ
– Есть что-то, о чем Юшкевич сейчас жалеет? Мы говорим об НХЛ, разумеется.
– Я, к сожалению, поздно понял, что в НХЛ каждый за себя. Все эти разговоры «давай, пошли, за команду» – это не больше чем просто разговоры.
– Насколько поздно?
– Саша Карповцев пришел пять лет назад в «Торонто» – он мне это и объяснил. Первые шесть лет я отыграл там чисто на сознании, советском, российском: давай, за родину, вперед, что-то не получается – все на себя. Оказалось, что так не надо. Надо просто делать свое дело, чтобы не быть крайним. Потому что когда команда проигрывает, всем нужен крайний. И иногда лучше сделать меньше, но правильно, чем стараться сделать больше, даже желая помочь команде, но ошибиться. Надо просто выходить и, даже если команда проигрывает, делать свое дело. И пусть мы даже проиграли, ты знаешь, что сделал все, что должен был. Нас так не учили.
– И чтобы понять это через шесть лет хватило одного разговора? Как это было буквально – Карповцев подошел, положил руку на плечо и сказал: «Дима, успокойся, все не так, как ты думаешь»?
– Да! Саша мне так и сказал. А я… Я начал просто сомневаться. Еще до этого. Почему люди, которые отдаются на сто процентов каждый день, оказываются крайними и постоянно недооцененными? А люди, которые играют по ситуации, – на виду, у них всегда все хорошо? Почему те, кто выходят через «не могу», с травмами, в конечном итоге оказываются крайними? Потому что надо плыть по течению. К сожалению, я поздно это понял. Но мне поздно себя менять.
– Есть такая вещь, как Кубок Стэнли. У Юшкевича такой его нет. Стэнли там. Юшкевич здесь. Как быть с этим?
– Я же сюда не заканчивать приехал. Я вернусь, чтобы его выиграть. Пусть не через год, пусть через два. Но я вернусь. И буду играть, пока его не выиграю или пока ноги носят.
– На данный момент чемпионский кубок в России может служить какой-то компенсацией недостижимого Кубка Стэнли?
– Абсолютно – да! Я, конечно, мог поиграть в каком-нибудь клубе какой-нибудь лиги там. Но лучше быть первым парнем в деревне, чем последним в городе. И лучше играть в главной лиге здесь, чем во второй там. Кубок есть Кубок. Проделанная работа здесь – по физическим, по нервным затратам, по напряжению – такая же, как и там, в Кубке Стэнли. Да, уровень, быть может, немножко другой. Хоккей – другой. Играть-то все равно я буду в полную.
ЛЮБОПЫТНЫЕ ИСТОРИИ
САМЫЙ КОРОТКИЙ ОБМЕН В МИРЕ
– Известно, что вас обменяли из «Флориды» в «Лос-Анджелес» как раз в тот момент, когда вы должны были играть в Лос-Анджелесе.
– Да, мы играли с «Анахаймом». А через два дня меня продали в «Лос-Анджелес».
– И что ваш трейд этот – буквально пройти из одной раздевалки в другую?
– Да (улыбается). Самый короткий трейд в мире, наверное. Теоретически. А практически – не совсем. Меня обменяли за день до игры. То есть, откатавшись утром с «Флоридой» – это было еще в Анахайме, – мы переехали в Лос-Анджелес. И при выходе из автобуса мне сказали, что я обменян в «Кингз». Для меня это не стало такой уж неожиданностью, я ведь знал, что меня должны поменять. До этого много было в прессе спекуляций – называлась и «Филадельфия», и, кстати, «Лос-Анджелес». Но его я как-то не рассматривал в числе вероятных вариантов.
– Почему?
– Я смотрел на их состав, а у них к тому времени было шесть нормальных защитников. И, глядя на их имена, я размышлял – какой им смысл брать еще и меня? То же самое было, когда меня меняли из «Филадельфии» в «Торонто» – я смотрел на состав и думал: а зачем здесь я?
ЧТО МОЖНО УЗНАТЬ У САВАЖА
– Манера игры Юшкевича – насколько она изменилась с годами? В частности, после того как вас обменяли из «Торонто», Пэт Куинн говорил, что Юшкевич стал менее хорошим «чекером», что стало меньше силовых приемов в вашем исполнении…
– Думаю, что это говорилось только в оправдание моего обмена во «Флориду». И не думаю, что это обоснованно. Вы можете узнать об этом у такого игрока, как, скажем, Брайан Саваж из «Финикса» (подчеркнуто серьезен, выражение лица почти зверское). Он пропустил в прошлом году два месяца после моего силового приема (пауза, и следом – широченная улыбка). Я просто шучу. Все строится от игры команды. У нас (в «Торонто») не было оборонительной системы на протяжении четырех лет. Пэт Куинн – любитель атакующего хоккея. Он считает, что можно выиграть Кубок Стэнли за счет результативной, комбинационной, красивой, наконец, игры. Обороне он уделял очень мало времени. Были защитники-ветераны, которых не заставляли – как они играли, так и играли. Если же брать «Филадельфию» – к разговору о том, что у Юшкевича стало меньше силовых приемов, – Кен Хичкок хотел, чтобы защитники играли пассивно, на своих местах. Да-да, его «капкан» в «Далласе», с которым он брал Кубок Стэнли. Но «капкан» «капкану» рознь. Мы же говорим про силовой хоккей, когда защитник выходит и играет жестко, применяя «большие» силовые приемы. Это мой хоккей, но Хичкок такого не любил. Наоборот, просил, чтобы силовых приемов было как можно меньше, потому что, не секрет, очень часто, применяя силовой прием, защитник оказывается вне позиции. А вот где тактика была более силовая, так это в «Лос-Анджелесе», когда Энди Меррей, наоборот, разрешал защитнику делать «step up», «втыкаться» в нападающего, который только-только получил шайбу. И это был мой хоккей.
МОНСТР КИНЭН И ЕВРОПЕЕЦ МЕРРЕЙ
– Но не могу не спросить: по версии российской прессы за все времена, Майк Кинэн – некий монстр, деспот и самодур, который любит лупить своих хоккеистов на скамейке исключительно по почкам, причем особую страсть испытывает к русским игрокам. Скажите, что он за человек, Майк Кинэн?
– Майк очень своеобразен. Он, понимаете, считает себя психологом. Считает, что он знает, как управлять людьми, за какие ниточки дергать. Что хорошего в этом: он находит правильные решения, работая со звездами. Что плохого: он не умеет работать с молодежью, которую надо учить. И во «Флориде» Майк попал в ситуацию, когда нужно учить команду играть в хоккей. Учить азам. То, что было в «Торонто». То, что делал Пэт Куинн, когда он взял команду, не попадающую в плей-офф. Он начал танцевать от печки, начал учить ребят, как правильно кататься и кому где стоять.
– Куинн – ваше лучшее тренерское воспоминание об НХЛ?
– Куинн? Я думаю, что (пауза) два человека произвели на меня огромное впечатление. Это Куинн и Кен Хичкок, с которым я проработал всего два месяца. В принципе, эти двое сформировали меня, если я когда-нибудь буду тренером, именно как тренерскую личность (с акцентом на слово «личность»).
– Что, в таком случае, скажете про Энди Меррея в «Лос-Анджелесе»?
– Это хороший тренер, проведший много времени в Европе. Из всех специалистов, под руководством которых я играл в НХЛ, он, пожалуй, единственный, который придерживался европейской тактики. У него были пятерки. И пятерки эти работали по заданию. Была пятерка забивающая; пятерка, которая выключала из игры лучшую пятерку соперника; пятерка, которая могла и забивать, и разрушать; и четвертая тройка – бойцы, молодежь. У него были очень интересные тренировки.
